Неточные совпадения
Русская жизнь строилась сверху
государственной жизни и строилась путем
насилия.
Вместо вашего поощрения к таковому
насилию, которое вы источником
государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение.
Мы сказали бы: «
Государственные законы нас ограждают от тех видов
насилия и несправедливости, которые здесь признаны противозаконными и могут нарушить наше благосостояние; поэтому мы признаем их практически.
Они любят верить в то, что преимущества, которыми они пользуются, существуют сами по себе и происходят по добровольному согласию людей, а
насилия, совершаемые над людьми, существуют тоже сами по себе и происходят по каким-то общим и высшим юридическим,
государственным и экономическим законам.
Придет время и приходит уже, когда христианские основы жизни — равенства, братства людей, общности имуществ, непротивления злу
насилием — сделаются столь же естественными и простыми, какими теперь нам кажутся основы жизни семейной, общественной,
государственной.
Посмотрите на частную жизнь отдельных людей, прислушайтесь к тем оценкам поступков, которые люди делают, судя друг о друге, послушайте не только публичные проповеди и речи, но те наставления, которые дают родители и воспитатели своим воспитанникам, и вы увидите, что, как ни далека
государственная, общественная, связанная
насилием жизнь людей от осуществления христианских истин в частной жизни, хорошими всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются только христианские добродетели; дурными всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются антихристианские пороки.
Таков процесс, посредством которого христианство, несмотря на употребляемое
государственной властью
насилие, препятствующее движению вперед человечества, всё более и более охватывает людей. Христианство проникает в сознание людей не только несмотря на употребляемое властью
насилие, но посредством его.
Деятельность Гаррисона-отца с его основанием общества непротивляющихся и декларация еще более, чем сношения мои с квакерами, убеждали меня в том, что отступление
государственного христианства от закона Христа о непротивлении
насилием есть дело, давно замеченное и указанное и для обличения которого работали и не перестают работать люди.
Если и было время, что при известном низком уровне нравственности и при всеобщем расположении людей к
насилию друг над другом существование власти, ограничивающей эти
насилия, было выгодно, т. е. что
насилие государственное было меньше
насилия личностей друг над другом, то нельзя не видеть того, что такое преимущество государственности над отсутствием ее не могло быть постоянно.
Государственная власть, если она и уничтожает внутренние
насилия, вносит всегда в жизнь людей новые
насилия и всегда всё большие и большие, по мере своей продолжительности и усиления.
Разделение людей на две касты, так же как и
государственное и военное
насилие, противны всем тем нравственным началам, которыми живет наш мир, и вместе с тем передовые, образованные люди нашего времени как будто не видят этого.
Общий обман, распространенный на всех людей, состоит в том, что во всех катехизисах или заменивших их книгах, служащих теперь обязательному обучению детей, сказано, что
насилие, т. е. истязание, заключения и казни, равно как и убийства на междоусобной или внешней войне для поддержания и защиты существующего
государственного устройства (какое бы оно ни было, самодержавное, монархическое, конвент, консульство, империя того или другого Наполеона или Буланже, конституционная монархия, коммуна или республика), совершенно законны и не противоречат ни нравственности, ни христианству.
Общественное благо вообще и общественная или
государственная казна в частности — может быть с усердием охраняема каждым членом общества только до тех пор, пока он знает, что это благо, эти права, это имущество — неприкосновенны для
насилия, недоступны для произвола; тут есть часть каждого, и на желании полного обеспечения этой части со стороны общества основывается и стремление каждого поддерживать общее благо.
Если не будет
государственной власти, говорят начальствующие, то более злые будут властвовать над менее злыми. Но дело в том, что то, чем пугают, уже совершилось: теперь уже властвуют более злые над менее злыми, и именно потому, что существует
государственная власть. О том же, что произойдет от того, что не будет
государственной власти, мы судить не можем. По всем вероятиям должно заключить, что если люди, делающие
насилие, перестанут его делать, то жизнь всех людей станет от этого никак не хуже, но лучше.
Может быть, что для прежнего состояния людей было нужно
государственное устройство; может быть, для некоторых людей оно нужно еще и теперь, но люди не могут не предвидеть того состояния, при котором
насилие может только мешать их мирной жизни. А видя и предвидя это, люди не могут не стараться ввести такой порядок, в котором
насилие стало бы и ненужно и невозможно. Средство же осуществления этого порядка есть внутреннее совершенствование, не допускающее участия в
насилии.
Реально же это значит, что человек, признанный
государственным умом, лишен чувства человечности, рассматривает человека лишь как орудие для могущества государства и не останавливается ни перед какими
насилиями и убийствами.
И это социальное
насилие над свободой совести совершается не только государством, властью, внешней церковью, пользующейся органами
государственной власти, но и «общественным мнением», «общественным мнением» семьи, национальности, класса, сословия, партии и пр.
Государственная и социальная жизнь христиан основывалась не на любви, братстве и свободе духа, а на равнодушии, вражде, на отрицании достоинства человеческой личности, на несправедливости,
насилии и принуждении.
Социальное же освобождение достижимо, по-видимому, сложной плюралистической системой координации ограниченной собственности личной и ограниченной собственности общественной и
государственной, при которой собственность наименее может превращаться в
насилие и эксплуатацию человека человеком.
Не говоря уже об учителях церкви древнего мира: Татиане, Клименте, Оригене, Тертуллиане, Киприане, Лактанции и других, противоречие это сознавалось и в средние века, в новое же время выяснялось всё больше и больше и выражалось и в огромном количестве сект, отрицающих противное христианству
государственное устройство с необходимым условием существования его —
насилием, и в самых разнообразных гуманитарных учениях, даже не признающих себя христианскими, которые все, так же, как и особенно распространившиеся в последнее время учения социалистические, коммунистические, анархические, суть не что иное, как только односторонние проявления отрицающего
насилие христианского сознания в его истинном значении.
Первые, большая часть рабочих, нецивилизованных людей, не могут изменить своего положения, потому что не могут по исповедуемой ими вере в
государственное устройство отказаться от участия в
насилии; не имеющие же никакой веры нецивилизованные рабочие, следуя только различным политическим учениям, не могут освободиться от
насилия, потому что
насилием же стараются уничтожить
насилие.
Казалось бы, должно быть ясно, что только истинное христианство, исключающее
насилие, дает спасение отдельно каждому человеку и что оно же одно дает возможность улучшения общей жизни человечества, но люди не могли принять его до тех пор, пока жизнь по закону
насилия не была изведана вполне, до тех пор, пока поле заблуждений, жестокостей и страданий
государственной жизни не было исхожено по всем направлениям.
Одни люди считающие для себя выгодным существующий порядок,
насилием государственной деятельности стараются удержать этот порядок, другие тем же
насилием революционной деятельности стараются разрушить существующее устройство и установить на место его другое, лучшее.
Другие же люди, так называемые образованные, большей частью уже давно не верящие в церковное, и потому и ни в какое христианство, так же бессознательно верят, как и люди народа, в то
государственное устройство, основанное на том самом
насилии, которое введено и утверждено тем самым церковным христианством, в которое они давно уже не верят.
Только освободись люди нашего мира от того обмана извращения христианского учения церковной веры и утвержденного на ней не только оправдания, но возвеличения, несовместимого с христианством, основанного на
насилии,
государственного устройства, и само собой устранится в душах людей не только христианского, но и всего мира главная помеха к религиозному сознанию высшего закона любви без возможности исключений и
насилия, который 1900 лет тому назад был открыт человечеству и который теперь один только удовлетворяет требованиям человеческой совести.
Одни рабочие, огромное большинство их, держатся по привычке прежнего церковного лжехристианского учения, не веря уже в него, а веря только в древнее «око за око» и основанное на нем
государственное устройство; другая же часть, каковы все тронутые цивилизацией рабочие (особенно в Европе), хотя и отрицают всякую религию, бессознательно в глубине души верят, верят в древний закон «око за око» и, следуя этому закону, когда не могут иначе, ненавидя существующее устройство, подчиняются; когда же могут иначе, то самыми разнообразными насильническими средствами стараются уничтожить
насилие.
Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по преданию исполнять то, чего требуют церкви, и отчасти вера в это учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в то, возникшее в церковной вере и основанное на
насилии государственное устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским учением в его истинном значении.
Да, случай этот имел на меня огромное, самое благодетельное влияние. На этом случае я первый раз почувствовал, первое — то, что каждое
насилие для своего исполнения предполагает убийство или угрозу его и что поэтому всякое
насилие неизбежно связано с убийством. Второе — то, что
государственное устройство, немыслимое без убийств, несовместимо с христианством. И третье, что то, что у нас называется наукой, есть только такое же лживое оправдание существующего зла, каким было прежде церковное учение.
Христианин освобождается от
государственного закона тем, что не нуждается в нем ни для себя, ни для других, считая жизнь человеческую более обеспеченною законом любви, который он исповедует, чем законом, поддерживаемым
насилием…